ПРОГУЛКИ ПО СНЕГАМ (часть третья)

ПРОГУЛКИ ПО СНЕГАМ

Рязанская быль
(поэма)

«Раз – власти, на то они власти,
А мы лишь простой народ».
Сергей Есенин

«Эх, Русь, Россия!
Что звону мало?
Что загрустила?
Что задремала?
.................……
Эх! Козыри свежи,
А дураки те же».
(Николай Рубцов)

 

*  *  *

Рисуя жизнь пером,
Правдивость не нарушу.
Один помянет злом,
Другой — заглянет в душу.

Пролог

Когда-то, будучи моложе,
Я, начитавшись Шукшина,
Решил народ познать. И что же?
Чью душу вынешь без вина?!
Простите за мои грехи —
На водке выкормил стихи.
Сколь провёл в беседах ночек,
Сосчитать теперь нельзя.
Сколько мыслей, сколько строчек
Мне подкинули друзья.
Зло, расчётливо, не сдуру,
Сотворив премного бед,
Власть тогда меняла шкуру
С красного в песцовый цвет.
От Архангельска до Кушки,
От Берлина до Курил,
Шёл делёж, стреляли пушки,
Воду чёрт хвостом мутил.

Туда

Мы «гудели» две недели:
Новый год и Рождество,
Старый Новый, дни рождений —
Крутовато занесло.
Я ж до этого три года
Капли в рот не брал, стеноз.
Тут каникулы, свобода,
Жахнул сто — и чёрт понёс.
То друзья, а то подружки,
То дружки на день, на два,
То похмелья, то пирушки —
Стал дышать едва-едва.

*  *  *

Как-то с Юркой осушаем
Литру «Шацкой» на двоих
И решаем — умотаем
От спиртного и от них.
На Рязанщине, в деревне,
У меня живёт шуряк,
Он зажиточности средней —
Не кулак и не батрак:
Три коровы, бык, телёнок,
Индюков, курей не счесть,
Гуси, лошадь, поросёнок,
Ну, а главно, банька есть.
Шурин баньку вмиг истопит.
Мне то! Нет нужды просить.
В лето пот и мой был пролит —
Гору сена накосил.
Банька души очищает
И выпаривает дурь.
Глазки снова засверкают,
С рыхлых рыл исчезнет хмурь.
Простоквашею промоем
Наши затхлые кишки.
Пахнем оба как помои,
Под глазёнками мешки.

*  *  *

Порешили, что ж телиться,
Сиганули на вокзал.
Электричка в зиму мчится.
Бес в дорогу нас зазвал.

Прут, в коммерческом угаре,
Торгаши. Как на базаре,
Всё предложат: сигареты,
Пиво, семечки, газеты…
Жалко лишь, не задарма.
Скучно — облегчай карман.

Поп с козлиной бородой
Насмешил народ собой.
Крест от шеи до пупка.
У поддатого попка.
Пал запутавшийся в рясе,
И уснул, как на матрасе.

— Бога нет у нас в мужчинах!

— Грохнул сам себя — эт чё —
Наш, нажратый, на крестинах,
Уронил на пол дитё.

Храпака даёт с икотой.
Чем ни жить — лишь не работой.

Входят мужичок с гармошкой,
Баба с кружкою и ложкой.
Баба ложкой в кружку бьёт,
Мужичок гармонь дерёт.
И запели, понесло
Вплоть до самых НЛО:

«Ух, ты! Да, ах, ты!
Все мы космонавты!
Наша песня не проста,
Будет кружка не пуста!

Пузырёчек на вечёр —
Выручил за ваучёр!
Нам трепали волки:
— Ему цена две «Волги».

Неужели разом
Все пропили разум?
За четвертные массам
Вдули дули с маслом.

Вместо денежек навоз
Выдал всем вчера АОЗТ.*
Пашем, сеем без зарплат,
Это бартер, так-то, брат.

Сменят баб на силикон,
Как льготы на рублишки.
Наши души и закон
Тасуют, как картишки.

Для чего, мозгуй, пацан,
Русских сунули в Афган? —
Нас теперь как мух побей,
Нет достойных сыновей.

Дуракам за грош работа,
Власть жирует сытно, всласть.
У неё одна забота —
Как с телеги не упасть.

У Родины уродины
Жируют до блевотины.
Чтоб заткнуть халявный рот,
Надо сплачивать народ.

Ленина труды не сдуру
Скинули в макулатуру.
Для любых властей, без басен,
Хоть зарой его, опасен.

Бабка прятала божницы —
Я, из книг его, страницы.
Скоро, скоро наши внуки
Вникнут в мудрые науки.

Доживём до грозных дней,
Светлых праведных идей
И... за новым Ильичём,
С кумачом и с кирпичом.

Ты, крикун, не поп Гапон? —
Баламутишь весь вагон.
Заведёшь народ честной,
Сам за спины и домой.

Кто ж пойдёт с тобою, Разин?
Ты идеями заразен.
Вслух молотишь всем о том,
Что должно быть под замком.

Лет так эдак через тыщу
Добрый путь для всех отыщут:
Янки… турки… россияне…
Станут все одно — земляне.

Солнцу жить ещё без бед
Пятьдесят мильонов лет.
В конце света всё село
Упорхнет на НЛО.

Ух, ты! Да, ах, ты!
Все мы космонавты!
Наша песня не проста,
Но и кружка не пуста!»

 

*  *  *

Три часа гремим по рельсам.
В окнах темень, огоньки.
Дремлем, станций не считаем,
Дурни старые, пеньки.
Объявляют что — не слышно,
Юрик — «труп», я — глуховат.
Время вышло — встали, вышли,
Вроде там, но наугад.
Будка станции составом
Скрыта, рядом ни души.

— Юрик, где же это мы то?

— Ну, мороз! Теперь пляши.

Вот и станция открыта —
За вагоном хоть вдогон,
Потому, как мы-то, мы-то
Не доехали прогон.
Ближе к будочке, там люди.
Может, спрячут простачков,
В безопасности пребудем
От бандитов и волков.
Залы нет, вокруг приборы,
Видим, негде прикорнуть.
Нам беременная баба
Подсказала пеший путь.

— Это сколько ж километров?
По морозу, через лес…

— Точно, Юр, без сантиментов,
Нас попутал ныне бес.

 

*  *  *

В душах чувствуя тревогу,
Мы выходим на дорогу.

Лабадурит, паразит,
Ветер свой январский хит.
Мой живот терзает язва,
Юру мучает бронхит.

— Может, нам в деревне этой
Притулиться до рассвета?
Попроситься на ночлег?
Примет добрый человек!

— Добрых по России много,
Да не менее худых.
Нынче в дом впускают строго,
Лишь знакомых и родных.

Голосуем (видим фары),
Но водила под фанфары,
Придавив на полный газ,
Лихо скрылся с наших глаз.
Был бы дурик полный он,
Незнакомцев взяв в салон.
Сколь доверчивых водил
Канут в Лету без могил.*
Стало модным за добро
Под ребро воткнуть «перо»*.
С другом мы теперь для многих —
Бандюки с большой дороги.

— Волки бродят тут, Валера?

— Как во всех лесах, в степи…
Шуринского двортерьера
Сгрызли прямо на цепи.

— Не откупишься от волка
Ни тряпьём, ни кошельком.
Тут годится лошадь, тёлка.

— Можно жертвовать дружком!
Вот рванут за нами волки,
Двое нас — и нету тёлки…
Выбрав долюшку баранью,
Кто-то станет жертвой, данью.
Одного возьмут, отстанут,
За другим бежать не станут.
Марафонить без оглядки,
Или гибнуть вместе в схватке —
Это, друг, решай сейчас.
Жизнь испытывает нас.

— Нет ружья, нашлась бы палка.

— Пригодился б батожок.

— Всё оружье — зажигалка,
Да и ту почти изжёг.

— Есть огонь, и есть одежда,
Не утрачена надежда:
Факел, огненные флаги,
Да поболее отваги…

— Аки кошки от собаки,
Вмиг вспорхнем на дерева,
Избежим кровавой драки,
Всё до утра трын-трава.

— Может, сразу — костерок,
Иль на дерево, дружок?

— Нет,
В движенье больший толк.
Хватит сеять в душу страх —
Бог с тобой! Со мной Аллах!
Дома надобно впервой
Думать трезвой головой.

 

*  *  *

— Юр, чего опять отстал?
Спотыкаешься. Устал?

— Нет, замучили сапожки.
Пальцы вылезли, как рожки.

— Не завидую, родной,
Но подменки нет с собой.
Хочешь жить, терпи и топай,
Хоть с охотой, хоть со злобой.

— О мужчине мненье дам —
Верь — не верь, — читал я сам, —
По обувке и часам.

— Мне, при штурманском-то деле,
Во! часы как надоели.
Точность, точность до секунд —
Века бешеного кнут.
А обувка — это что-то,
Нравится — плясать охота.
Кинул пенсию в сердцах,
Но ботинки — просто — ах!
На меху, первейший сорт.
Ни починки, ни морщинки,
Третий год в них без забот.
А вторую пару с рынка,
Тут же, притащила жинка.
То ж сапожки ничего,
Берегу их, для чего?
Подарю тебе, так быть,
Что им сохнуть без ходьбы?
Коль не выживу я тут,
Возвращайся на рассвете,
Заберёшь ботинки эти,
Волки их не угрызут.

 

*  *  *

— Вымокли, потёрлись ноги.
А Прудовка на дороге?

— Не, в глубинке, в стороне.
И по снежной целине
Топать километра два,
Через мёрзлое болото.

— Ну, дубьё! нашла охота.
Мало бань у нас в Рязани —
Поплелись к «едрени-мани».
Как бы нам не промахнуть,
Где с дороги-то свернуть.
Там «не до…», а тут «пере…»
Доверяй вперёд тебе.
Будем шлёпать всё по ней
До каких-нибудь огней.

— Вон к Прудовке поворот,
Вишь, асфальтовый завод.
Он один поганит малость
Сельским людям кислород.

Так, не встретивши волков,
Дотащились до дворов.

 

В деревне

Пруд замёрз, огней нисколько.
Да откель им? Пять домов.
Вся Прудовка: шурин, Колька,
Три старушки, семь коров.

— Хуторок, а не деревня.

— Поселись, вот дом пустой.
В этом Марья Алексевна,
Рядом с ней, Колян-Хромой.
В том — совсем недавно жили
Пиджачиха и Пиджак.
Пиджака похоронили.
Ну, а тут живёт шуряк.
Я его люблю, как брата.
Не всегда ведь пас он кур.
Трудоголик, а солдатом,
Строил славный Байконур.
Добрались живьём, доволен?

Стук в окно, зажёгся свет:

— Кто?

— Валер!

— Какой?

— Да Олин!

— Прилетел, а Ольги нет!
Эй, зятёк, а за спиною
Кто стоит?

— То Юра, друг…
В дом, Юрок!
Кажись, с тобою
Мы отделались от мук.

 

*  *  *

— Думал, тёзка твой, Валера.
На него я дюже злой.
Воротился бы, холера,
В снег засунул головой.
Плакал, нёс тут ахинею,
Пьяный старый бородач.
Опился бы поскорее.
Я ему ни поп, ни врач.

— Две недели, это ж надо…
Я без бабы никуда…
Разминулись, эх, досада,
Жинка — в город, я — сюда.

— Вы на чём в такую пору?
Печь чуть тёпла, дом остыл.
Электрички-то последней
Три часа как след простыл.

— Мы с неё. Попутал леший,
Дурь мне вдарила в висок.
От Назаровки мы пеший
Совершили марш-бросок.

— Милая дорожка, летом,
Напрямую, не в обход.

— Сердце жмёт. Наверно, это
Мой последний турпоход.

— Вы — придурки городские!
Без ружья и без ножа…
В глухомани нашей злые
Волки стаями кружат.
Вон под Новый год Пудовкин,
Через поле, напрямик,
От Ольховки до Прудовки
Не дошёл, загиб мужик.

Достаёт из-за дивана
Пузырёчек, ну а там,
Не дотянет до стакана.
Всё, что есть, досталось нам.

— Мало? Я б и этой мерки
Для незваных не нашёл.
Весь остаток от Валерки,
Не допил свою, ушёл.

— И татарин, и незваный,
И не в радость гость в ночи,
Всё ж солдат не оловянный —
Выставляй, шуряк, харчи!

— Зять, какой ты мусульманин?! —
«Аракы» пьешь, жрёшь «чучка».*
Ни Хамид — Иван Сусанин!
Бестолковая башка.
Жизнью заново одарен.
Будь Аллаху благодарен,
В поле зимнем ни стожка.
Заморозил бы, Татарин,
И себя ты, и дружка.

— Пронесло — и Слава Богу,
Одолели мы дорогу!
Нету сил, скорей залечь,
Хоть на койку, хоть на печь.
Будем трупом спать, без снов,
Не услышим петухов.

 

*  *  *

Просыпаюсь на печи:
— Шурин! Где там калачи?!

— Я вам что? Кухарка что ли?
Калачи проси у Оли.
Что найдёте, то на стол.
Пейте, алики, рассол.

— Нам бы враз под вечер баня,
Отоспались, не пьяны…

Шурин мне:
— Какая баня?!
Дров не хватит до весны.

— Фи, да это не причина.
Вот мужских две пары рук!
Вроде, я не слабачина,
На деревне вырос друг.
Мы из лесу сухостоя
По снежку приволочём,
И распилим, и поколем,
Нам такое нипочём.
Нанесём воды из пруда,
Отскоблим ножом полы.
И в затопке, после баньки,
Не останется золы.
Одурманит всю округу
Дух берёзовый дымка.
Не устанет в радость другу
Веничком махать рука.

— Мужики мы, аль девчонки?
Завтра ж дров навозим воз!
Что берёзки, что сосёнки,
Звонко колются в мороз.
Три последних дня недели
Тут поробим до конца:
Где водицы, где дровицы,
Где скотине дать сенца…

Мы помочь хотели, шурин
Отказался от услуг.
Я стоял пред ним как дурень,
Молча хмурился мой друг.
Злой-презлой, подобный зверю,
Вышел, нервно хлопнув дверью,
И на двор, доить коров.
Недослушал наших слов:

— Перед дойкой лил Питон
На себя одеколон.

— Не спужать коровок дабы,
Надо пахнуть, аки бабы.

— Отловил бы петушка,
В суп гостям, для запашка.

— Ни гуся нам, ни индюшки —
Для него мы побирушки.

— Надо ж стать таким поганым,
Вредным, жадным, вроде тли.
Я ж его, в дрезину пьяным,
«Вынул как-то из петли».

Голова от гнева кругом,
Ну, шуряк, ну и родня…
Опозорил перед другом,
Не останусь здесь и дня!

— На Урале нет такого,
Там кунак, что зван, не зван,
Для родного, не родного,
Сходу режется баран.
Помню, с зятем и сестрою
Ломанули к их родне…
Нас домой не отпускали,
Угощали восемь дней!
Не забуду щедрость Вашу!
День за днём из дома в дом…
Кунаку под песни чашу
Подносили за столом.

— А пришлось теби бувать
Подле Украины?
Мы сидаем столовать
Як що в имэнины.
Вина робымо в запас,
Що капусту россы,
Пьём жбанамия  як що квас,
Йомо абрыкосы.
Видслужив.
Вертаюсь к предкам
На горилку с сальцем.
Помашу Ларискам, Светкам,
Буде жить скитальцем.
Хату зробымо, женюсь,
Скраду молодуху.
Добувать не полэнюсь
Грывны на житуху.
Ты ж дывывся, як с душой
Я плэту корзыны,
За труды мои любой
Не жалив пивгрывны.
Обживусь, так приезжай,
Приму як родного.
Рай нэ бачив? Буде рай —
Баб та писэнь — через край!
Приезжай, в том есть резон,
В Грайворон считать ворон.
Это так, для рифмы это,
А по делу, для поэта
Есть там поживиться чем —
Тем найдёшь на сто поэм.
Пополнять запас словарный
Выйдем к люду в день базарный.
По вукраински взворкуешь,
Глядь, хохлячку  зачаруешь.
Мы, что ты до магазину,
Пиша ходым в Украину.
«Вые бисы на горище» —
Зрозумий, що цэ такэ?

— Эээ???

— Воет бес на чердаке!
А «пидсрачник»?

— ???

— Это ж стул!

— Ну, Юрок, ты подзагнул!

 

*  *  *

Разве жить в деревне скверно?
Не сыскать красней красы!
Протекает время мерно,
Мирно тикают часы.
Плюй, пожёвывая жвачки,
На политиков и драчки.
Не гляди буржуям в рот,
Ешь, что выдал огород.

Я шмыгнул к его соседке,
Говорю:

— Вот так, раз-так...
Выручай, мол, случай редкий —
Окуркулился шуряк.

Сердобольная вдовица
(Век ей здравствовать!) на стол:
Четвертинку (похмелиться),
Хлебца, всяческий рассол…
Полегчало…

— Марь Лексевна,
Что случилось, что стряслось?
Отчего стал шурин вредный,
Что за жадность в нём и злость?

— Разве ты не знал, Валера,
Как твой шурин стал иным?
Это же твоя «Венера»
Братца сделала таким:
Хлопца пьяного сестрицы
В электричку — и в Рязань,
В наркологию, под шприцы,
Вшили в ягодицу дрянь
От которой, хоть глоточек,
Сразу в рай, а, может, в ад.
Вот и ходит голубочек
Трезвый, сам себе не рад.
Выпивал, любой старушке
Помогал за скромный стол,
И в работе, и в пирушке,
Не мужик был, а орёл.
Каждой немощной вдовице,
Мне нужна его рука.
Эх, сестрицы-фельдшерицы…
Загубили мужика.

 

*  *  *

Сквозь сугробы, мимо дома,
Пробирается старик.
Показался мне знакомым
С бородой седющей лик.
— Ба, да это же мой тёзка!
Как не виделись давно.
Весь сверкает в снежных блёстках.
Стоп! — долблю ему в окно.

Выхожу, берёт в обнимку.

— Холодно, зайдём домой.

— Хоть поставь водяры крынку,
Я к Питону ни ногой!

— Что нашло на вас обоих?
Мало… было что вчера.
Так случается у многих,
Поостыть уже пора.
Вмиг добуду у Нюхалки
Слёзно-чистый самогон.
Мы ж с тобою, ёлки-палки,
Не садились за «флакон».*
В доме друг мой, старый ратник.
Знает: «истина в вине!»
Не гляди, что он инфарктник,
Пьёт с другими наравне.

— Кличь дружка, пузырь в кармане.

— Ну, волшебник! Чудеса!

Всё как надо: в целлофане
И горбушка, и хамса.

Омрачил шуряк нам радость
За двором застав в гульбе:
— В дом внесёте эту гадость,
Сходу шлёпайте к себе!

 

*  *  *

Тёзка на моём Урале,
 Столько ж, сколько я летал,
Мёрзнул на лесоповале.
В «зонах» Северный Урал.*
Сел впервой, мне не соврать,
Защитив родную мать.
Он невестке боевой*
Лоб разбил сковородой.
Вот за эту молодуху,
Колотившую старуху,
Стерву, братова жену,
Срок впаяли чукану.
Всё от первого прокола.
Там, в тюрьме, другая школа
Обучила кой-чему.
Из тюрьмы опять в тюрьму.
Отмотав свой срок немалый,
До звонка, мужик бывалый
Воротился в край грибной,
А деревни нет родной.
Вдоль лесной пустой дороги
Одичавшие сады.

Не идут, пристыли ноги.
Песней детства шум воды.
О былом трещит лягушка,
Да кукушка душу рвёт.
И журчит, поёт речушка:
«Здесь была деревня Пёт».
Здесь была родная школа,
Здесь весёлый сельский клуб,
Здесь ворота для футбола…
Хоть один дожил бы сруб.
Ничего. Есть только местность,
Ямы бывших погребков.
И плывёт над лесом вечность
Стаей нежных облаков.
Деревенское кладбище,
Безымянный свежий крест…
И побрёл, бездомный, нищий,
Земляков искать окрест.
Сжалось сердце комом боли,
В стынь душа, хватил столбняк —
На совхозном, в прошлом, поле
Подрастает березняк.
Хоть на запад, хоть на север,
Царь лесной хозяин тут.
Травы в рост. Не скошен клевер.
Не стрельнёт пастуший кнут.
Всюду брошенные стойла,
Ни доярок, ни коров,
Без воды ржавеют пойла,
Где стада в пятьсот голов?

Вышел тёзка на Прудовку,
Слёзной долею гоним,
Тут и сделал остановку.
Там и встретились мы с ним.
Как он мне напомнил брата…
Сверстник тёзке, «Санька-Зверь»,
Тоже срок тянул когда-то,
Упокоился теперь.

 

*  *  *

Бывший зек, душа живая,*
В пояс голый и босой,
Мне секреты открывая,
Обучал творить косой.
«Так, — говаривал Валера, —
Раз поэт, умей всё мочь.
В человеке, главна-т, — вера
И упорство, а не мощь.
Ты води её свободно,
Жми к земле пяту косы».
Клеверок ложился ровно,
Солнце красило носы.
Удивлял меня он, ёлки:
Ни одной блатной наколки.
У соседушки, Андрея,
Всех отсидок эпопея,
Оголится — галерея.

 

*  *  *

На селе зима — не лето,
Нет мужичьей пахоты.
Тёзка пьянствует с рассвета
От бездельной маяты.
С бородой, что русич древний,
Счастлив, позади тюрьма,
Бродит пьяный по деревне
И стучит во все дома.
Привыкая к жизни новой,
Наслаждается свободой.
Что народ давно не тот,
Тёзка в разум не возьмёт.

 

*  *  *

Было за день разговору.
Искурили мой «OPAL».

— Юрик, дайка, «Беломору»!

— Блин! Рассыпался, пропал.

Ни затяжки, просто горе.
Ну, денёк, не удался.

— Шурин,
«Примы» ж было — море!
Выдай пачку!

— Вышла вся.

— Ведь наделал впрок заначек,
Для себя, чукан чудной.
Сам, намедни, двадцать пачек
Отправлял тебе с женой.

— Отколись! На сердце скверно.
Что ни гость: «Дай засмолить!»
Мать советовала верно:
«Бросил пить — бросай курить!»

Дело дрянь, табак.
Задача,
Где разжиться нам махрой?
Вспомнил тут про тёзку, значит:
— Юр, пошли к тезьку со мной.
Час на всё туда-обратно.

— Не, пригрелся, не хочу.

— Не желаешь, ну и ладно.

Одеваюсь и лечу.
Снова снежное безбрежье,
Страх холодный за спиной.
Топаю к баб Мане-Брежнев,
Одинокой, чуть живой.

 

*  *  *

— Здравствуй, мать!

— Эт Вам здоровья!
Нас уж съела доля вдовья.
До Валерки, чай, сынок?
Дров стаскал в дом да убег.
Чей ты? Не признаю чой-то?
Говорок не наш. Как звать?

— Помнишь Евдокию с Пёта?

— Дусю? Как же!

— Я ей зять.
А с Валеркою мы — тёзки.
Мне б махры иль папироски.

— Папирос-то нет, сердешный.
Табачку чуточек дам.
Нам уж не до жизни прежней,
Табачок он ростит сам.

Интерьер у бабы Мани
Щиплет душу мне до слёз:
Три козички на диване,
Между коз пригрелся пёс,
У печи совок и веник,
Печь заботно греет дом,
Тёплый заняли подпечник
Куры с бойким петушком.

— Всех кормильцев от морозу
Прячу тут. Не справить двор.
Нет парткому, нет совхозу...
Ноне ж власть — на воре вор.
Сыновей была — дружина!
Муж. Убило всех войной.
Мне Валерик вместо сына,
Шибутной, да деловой.
С ним не скушно. Хватит «сотку»,*
Запоёт про Ванин-порт.
Ну, уж робит, так в охотку,
Градом с тела льётся пот.
В это лето сладил крышу,
Козочкам запас сенца.
Бачит: «Бабка, взял под крышу!»
Так и будем до конца.
Он охотился мальчишкой,
С бреднем весь облазал Пёт.
Вот скоплю, куплю ружьишко,
Пусть не пьёт, а зайцев бьёт.

— Баба Мань, с чего вас — «Брежнев»?..

— Эт, прилипло так, за спор.
У меня жива товарка*,
Та — «Косыгин» с давних пор.
На собраньях, прежне, жарко
Затевали разговор.

— До свидания, спасибо!

— Посидел б со мной ишо.

— Нет, махорочки надыбал,
Ждут. Добра Вам! Я пошёл.

 

*  *  *

Не успел и отойти,
Встретил тёзку на пути.

— Тьфу, да это ты, Валерка?!
Свой не свой? Темно, буран.
Я, по-зековски, уж руку
Сунул правую в карман.

— Что там прячешь, чёрт безрогий?

— Глянь вот, средство от волков.

— Пошутил?! Иглой от шприца
От волков не защититься.

— Не от серых, от двуногих.
Тут хватает шатунов.
Вспетушится петушок —
В попку шпок! — электрошок.
Даже острый карандаш
Страшен, коль в кадык им дашь.

— До тебя ходил, припёрло,
Вот, разжился чуть махрой.

— Что махра, промочим горло,
Так нельзя, пошли домой.

Отвалили мне, как надо,
Куль газетный самосада,
Угостили первачом,
Что и волки нипочём.

 

*  *  *

Утром Серенький нагрянул!
Женьке зять, а мне свояк.*
На меня с порога глянул
И опёрся о косяк:
— Наш Татарин! Разумняга!
Дай облапаю! Живой!
Да твой трупик, бедолага,
Ищут чуть не всей страной.

Испарился без печали.
Ни сигнала, ни звонка…
Мужики, ещё встречали
Вот такого чудака?
Ты б записку накарябал.
Звездануть бы про меж рог!
Жлоб, о матери хотя бы,
О жене подумать мог?
Ольга, в страхе, обзвонила
Мыльники, больницы, морг.*
Чик, в десятку угодила —
Морг ответил и помог:
Там нашёлся кучерявый.
Пил, замёрз, прибрал аллах.
С той же улицы, смуглявый,
В куртке лётной и джинсах.
Коли вру, то я не я бу!
В морг сгоняла на такси.
Для чего вперёд в Челябу
Звякнула? Её спроси.
От родни твоей звоночек
Мигом на Командный ПУП:*
«Просим Вас, без проволочек,
На Урал доставьте труп».
Летуны-друзья, по чести,
Ну, скажи, не анекдот?! —
Для тебя, для груза двести,*
Ночь держали самолёт.
Вот вернёшься, против шерсти
Гладанут тебя, герой.
Ехай срочно, ждут там вести,
Слёзных женщин успокой.

Поглядел на бедолагу —
Кровь в белках, не охмелён.
Книгочей, речист, смышлён,
Выпить тоже недурён.
Но не только пьёт он брагу,
На Даманском «За отвагу!»
Был медалью награждён.
Серому жена — царевна.
Он начнёт чудить спьяна,
Мигом в ссылку, на деревню,
Вышлет душечку она.

— Нам бы вздрогнуть, «ах,-фицеры»!
Шпажки нету, летуны? *

— Где там, мы ж пенсионеры…

— Дармоеды у страны.

Подпол весь обшарил, сенник,
Ошманал в дому углы,
И изрёк:
— Кранты, брательник,
Все посудины голы.
Ну, шуряк, ну, Перец едкий,
Ни глоточку, ах, Питон!
Жмот, заныкал у соседки
С самогонкою бидон.
Как запьёт — любому кореш,
Всё из дому за пузырь.
Трезвого не объегоришь,
Продаёт сивуху хмырь.
Мужичок, на душу тощий,
С ним тебе какой уют...
Лишь свояченицы в тёщу —
И накормят, и нальют.

— В полдень электричка в город,
Нам того, уже пора.

— Вас дорогой скорчит голод,
Сварим «суп из топора».

Серый, он мужик заправский,
И в родстве здесь тридцать лет.
Всё повыгребал, не царский,
Но сварганил нам обед.

Закусили понемногу,
И домой, покуда свет.
Ну, а шурин нам в дорогу
Подарил к махре кисет.

 

Обратно

Полчаса и — мы в Чучково.
Произносят это слово
Чуканы, как в старину,
С ударением на «у».
Ну, а мне как ни подать,
Только б гладко срифмовать.
«В восемнадцатом аж веке
Стал звеном Большой засеки» —
О райцентре на весь свет
Повествует Интернет.
Эту станцию до смерти
Не забудут те, поверьте,
Кто носил, хоть пару лет,
Гордо голубой берет.
Пролетит здесь как шальной
Скорый поезд проходной.
Не стояла двух минут
Наша электричка тут.

— Штурман, время засекем
До Назаровки. Отсчёт!
Сколько, точно рассчитаем,
Нас гонял снегами чёрт.
— Командир, остынь немного,
У тебя хмельной мираж.
Ведь не воздух, а дорога,
На столбах километраж.

С пением плывёт монашка,
Ящик, с щёлкой, на груди.
Веришь в Бога, работяжка,
Не жалей деньгу, клади.
То сестрица Серафима,
В чёрном, личико без грима,
Прославляет Пресвяту
Богородицу.
Пол, заплёванный погано,
Подолом метёт сопрано.*
Лишь глаза видны и нос.
«В белом венчике из роз —
Впереди — Иисус Христос».*

— Доставай свой документ —
Ревизоры, с ними мент.
Мы ж, Юрок, не плотники —
Без погон, но льготники.
В электричках, в зиму, в лето,
Каждый третий без билета.
По червонцу всякий раз,
Подают, не пряча глаз.
Объяснять не надо массе —
Раз в пяток дороже в кассе.
Ехать зайцем не в разор.
Посчитай, какой тут сбор!
За день с каждого вагона
Сумма больше пенсиона.
Лето — это не зима —
Прёт деньга, плывёт сама!
Старикам не то чтоб сесть,
Даже в тамбур не залезть.
Часть отпишут по штрафным,
Часть — начальничкам родным,
Что осталось — меж собой…
В ревизоры б нам с тобой!
Лох один не понимает,*
Кто же есть «в законе вор»:
Кто «лопатники щипает»,*
Иль с охраной ревизор?

— Во! Опять мужик с гармошкой
И его подружка с ложкой.
Жаль, не пустишься здесь в пляс.
Что-то выдадут сейчас:

«Ух, ты! Да, ах, ты!
Все мы космонавты!
Наша песня не проста,
Будет кружка не пуста!

Эх, жизнь моя убогая,
Не в чести у бога я.
Телефон, квартплата —
Вся моя зарплата.

Ой, сыночек мой в Чечне.
Лучших косят на войне.
Чем за буржуев пропадать,
Спасал бы здесь родную мать!

Обещанная, близкая,
Победа где, зараза?
Нашла коса российская
На камень гор Кавказа.

Офицер своих солдат
Продал горцам в рабство.
Зажилили его оклад
Буржуи для богатства.

Генерала Рохлина
Прямо дома грохнули.
— Не мути, мужик, страну!
«Убийцей» сделали жену.

Прежде ставили под ствол,
Составляя протокол.
А теперь без всяких «Дел»
Киллер делает отстрел.

Эх, Бен Ладан — Фантомас,
Ты почто пугаешь нас?
Подорвал простой народ,
Что за крохи льёт свой пот.

Оставляй-ка катакомбу,
Поважней укажем цель —
Возьми махонькую бомбу,
Да спикируй с ней на кремль!

Был Чернобыль, а мы гужуем,
Пофиг радиация.
Лишь бы не было буржуев —
Вот такая нация!

Власть, по сути, — это шайка.
Нам во власть дороги нет.
На нее, поди, полай-ка,
Вмиг спровадят на тот свет.

Дай икру ей, хлеба мало.
Не набьёт своё хлебало.
А народ для власти — скот,
Доится и травку жрёт.

Шепотком шепчи о власти
Эти страсти и мордасти.
Кабы власти прямо в пасть
Нам с тобою не попасть.

Все теснят большого брата —
Рынки жёлтыми полны.
И не надо для захвата
Страшной ядерной войны.

Эх, Россия — облик мутный,
Евро-Азия, простор…
Флаг взметнуть один лоскутный,
Да окличить «стоколор».

Лет так эдак через тыщу
Добрый путь для всех отыщут:
Янки… турки… россияне…
Станут все одно — земляне.

Солнцу жить ещё без бед
Пятьдесят мильонов лет.
В конце света всё село
Упорхнет на НЛО.

Ух, ты! Да, ах, ты!
Все мы космонавты!
Наша песня не проста,
Но и кружка не пуста!»

О, как выдали артисты!
Хоть не жить нам в жизни той,
Подаюсь я в глобалисты,
Кто не против, все за мной!

 

Дома

Фары, люди, улиц ленты,
Шпиль Рязанского Кремля.
Есть в карманах документы,
За душою ни рубля.

В филиал любой сбербанка
Не протиснешься без танка.
Что за водкой по талонам
В Горбачёвский «перестрой»,
За положенный законом
Грош — толпой народ простой.

— Юра! Лезь! Ты к кассе близок.
Третий день торчу как пёс.
Ты просил, тебя я в список
Впереди себя занёс.

Пусть и задержали трошки,*
Юрке радость — пенсион!
За подарок мой, сапожки,
«Шацкую» поставил он.

 

Эпилог

Все в конце пути «К барьеру!» —
Будем вызваны Судьбой.
В Первомай убил Валеру
В пьяном бешенстве Хромой.
В тюрьмах выжил, а вот дома,
Обойти не смог свой рок.
«Против лома нет приёма» —
Не помог «электрошок».

Выпив горя через край,
Отошла баб Маня в рай.
Никогда в краю берёз
Не жилось вдове без слёз.

Юра в Грайворон вернулся
К бате с матушкой своей.
Может, в горе, может, в радость,
В дурь ли кинулся под старость,
Но, без свадебных затей,
С молодой склепал детей.

Мне пример. И я метнулся
Было тоже на Урал,
Только города родного
На Урале не узнал:
Други детства, как чужие,
Бизнесмены со брюшком.
Радость лишь одна — родные.
Закручинился тайком
По есенинской сторонке,
По Рязанщине, по жёнке.
Жить на родине охота,
Поживёшь, находит рвота,
Грязь закладывает рот.
То ж не город, а завод.
Был бы я на месте мэра,
Километров сто отмерил,
В зоне чистой и еловой,
Заложил «Челябинск Новый».
Всем тот город стал бы мил
Без мартеновских кадил.
Запустил меж городами,
По железке кольцевой,
Транспорт чудо-скоростной.
Да такой, чтоб всех веками
Удивлял дешевизной.
Ведь смогли создать вокзал —
Мир такого не видал!
А Тарасовские плитки
Для меня народе пытки:
Не походишь босиком —
Травка в парках, далеко.
Да, Челябинские газы
Пострашней любой заразы.
Хоть люблю его безбожно,
Но дышать в нём невозможно.
Лучше с воздухом в «дыре».
Воротился к Мещере.

Шурин трезвым отбесился —
С глупой жадностью простился —
На чужу ль, свою ль беду,
Запил на шестом году.
У сестёр просил прощенья,
Напросился на леченье.
С месяц продержаться смог —
Не пошло леченье впрок.

Более не езжу к Перцу,
Как пропел о нём псалом.
Гнев, по пьяне, ступит к сердцу,
На башку «обрушит лом».
Всё, что прожито, со мною.
Жгучей памятью тех лет,
Так лежит в столе, с махрою,
Шитый бисером кисет.

 

*  *  *

Вся шестая доля суши
Непонятно чем больна.
Если бог вдохнул в нас души –
Разум всучил сатана.

Кто бесстыдней, тот и в дамках,
Кто слабей, тот обделён.
Не живётся в скромных рамках
Тем, кто властью наделён.

Может, в том закон природы —
«Жить по-волчьи, — значит жить»,
Зря беснуются народы,
Демократии не быть?

К чёрту всякую химеру,
Краснобаев лживый бред.
К «красным» потеряли веру,
К «новым» — не было, и нет.

Плюй, пожёвывая жвачки,
На политиков и драчки.
Не гляди буржуям в рот,
Ешь, что выдал огород.

Эх, Россия, мать-Россия,
Хлебосольная страна!
Где твой праведный мессия?
Где святые времена?

 

КОНЕЦ

Прудовка, Рязань, Челябинск.