Осколки памяти (записки безумца осколок первый)

Мир полон безумцев; если не хочешь на них смотреть, запрись у себя дома и разбей зеркало.
Французская пословица

Разбил и меня больше нет…Хотя, из под ног на меня кто то сердито смотрит…Осколки памяти… Сколько вас тут? Пожалуй одену тапочки, что бы не порезаться. Как надоедает быть человеком разумным, всё понимать или делать вид, что понимаешь. Следовать по законам и правилам, жить и быть, как Все. Быть обще-человеком. Скучно. Антоним Все - Никто.. Быть никем? Безымянность анонимность в мире, где и так не хотят знать твоего имени, назовись хоть чайником и это вряд ли кого то удивит (в социальных сетях точно - проверено)) И всё чаще охота примерить ореол сумасшедшего, человека безрассудного, короче безумца..

Который знает, что это не ты, а мир сошёл с ума...

Под ногами, что то хрустнуло – осколок… Осколок памяти.

Гнев — кратковременное безумие.
Гораций

Армия, март 1986, где то под Мирным…На улице мороз за 30 в казарме +5…Наряд моет ступеньки бетонной лестницы в двух этажной казарме, солдаты проскальзываются и падают. Но моют лестницу каждый день несмотря на ушибы и травмы. В один не совсем прекрасный момент к травмированным присоединяюсь и я… Ничего не сломал, но обидно от тупости этого приказа , включаю, а точнее выключаю рассудок пытаясь, донести свою правду отцам командирам. В конце традиционного монолога - получаю приказ самому мыть лестницу всю следующую неделю, а пока подобрать себе в помощь ещё одного умника для компании.

Я явно зол, не то слово я в гневе…На следующее утро тревога,  над нами рванула ракета и несколько тон ракетного окислителя зависло в небе недалеко от части, приказ одеть противогазы и выйти на плац…Беру лезвие делаю порез на голове, одеваю противогаз, потом красиво падаю на бетонной лестнице сбивая, как кегли своих сослуживцев. Прикидываюсь дохлым енотом, с меня снимают противогаз, лужа крови, санчасть , где усиленно не прихожу в сознание.  В сопровождении заспанного санинструктора,  70 километров в кунге 66 Газика и попадаю в вожделенный госпиталь. Травма головы прямая дорога к психам, где длинный коридор отделения разделён железной дверью с небольшим окошком. За ним безумцы, а я так погулять вышел, остаюсь ещё на этом конце (или вначале) длинного коридора..

Мудрость наполовину состоит из безумия, а безумие наполовину состоит из мудрости. Никто не знает, где заканчивается мудрость и начинается безумие.

Палата после казармы кажется раем, кругом только положительные эмоции и белые халаты.. Народ в палате подобрался хороший, можно сказать дружный, такие же сачки, как и я. Как человек отслуживший два года пользуюсь уважением в коллективе. Лечение – седуксен с димедролом, таблетки приносят в колпачках от аскарбинки. Не жалея  отдаю лекарство страждущим , которые пытаются с их помощью сбежать от действительности. Интересные ребята копят таблетки, нюхают эфир, попробовал сбежать за ними, не догнал… Начали, что то колоть, что не говорят… Достал тетрадь и карандаш, пишу стихи… Стихи приходят по ночам поэтому пишу на ощупь, пытаясь по утру разобрать свои каракули…Всё чаще приходят мысли заглянуть в другой конец коридора отделения. Что и делаю смотря в маленькое окошечко, там ходят такие же больные, как и здесь , но явно медленнее… Аквариум, где не знаешь с какой ты стороны..

Великие люди близки к сумасшествию. Только из натянутой струны мы можем извлекать чудные, гармоничные звуки, но вместе с тем, ежечасно, ежеминутно рискуем, что струна порвётся.
Марк Матвеевич Антокольский

Всё хватит , пора в часть и домой, дни моей службы заканчиваются. Но доктора явно не хотят выпускать игрушку на волю, заставляют пить лекарство уже при них, заглядывают в рот… Пропала тетрадка со стихами, не пытаюсь искать, не жалко… Врач декламирует один из них наизусть  – приятно…

Шаг в некуда – дорога вперёд,

смерть - это жизнь, но теперь всё равно…

Бог и дьявол – одно лицо, только я знаю, какое оно.

Библия врёт – сначала был я, был я у Бога, богом был Я.

(написано явно под таблетками)

Поговорили с глав-врачом о божественном, с трудом попытался доказать, что я комсомолец и атеист, он и не спорит… В крышечке от аскорбинки появляются новые таблетки…

Я понял всё, он право тоже, хотел шута, а тут поэт
и рассмешить его не смог я, стихами даже ранних лет.
Больница, белые халаты, смирительных рубах лимит,
а я, в палате прибываю, среди психически больных.
Вокруг шептали: - Он опасен, опасен лживый стих-язык.
и санитарам натолкали, тампонов ватных в уши их.
Решётки в окнах, двери камер, глаза маньяков и убийц,
господь услышь – игра без правил, шутом меня не возродишь.
Поэт – ведь это кровь народа и эхо боли вековой,
а впрочем всё на волю, Бога, один и тут живёт со мной...

Срок моей службы закончился, вышел приказ министра обороны и пора было домой. Месяц в больнице не прошёл даром отъелся, успокоился и даже получил письмо от друзей из части. Там говорилось, что после моего падения с лестницы, её отдолбили от льда, моют редко и зачем то посыпают песком и теперь весь этот песок в казарме… Но это всё мелочи – весна пришла и мне надо выбираться из больницы.

Приезжал замполит части, справился о здоровье и на мою просьбу помочь выписаться,как то странно на меня посмотрел, сказав непонятную фразу – Если только через Чернобыль… Только через несколько дней я услышал о трагедии… Но тогда я сказал ему – Да через чего угодно, только бы на волю…

Безумен тот, кто не умея управлять собой, хочет управлять другими.
Пубилий

Безразличие…Апатия…Равнодушие… Таблетки действуют.

Больницы белая стена, меня уводит на покой,
пустых иллюзий новизна, закроет двери за собой.
Качают маятник часы, по коридорам пустота,
призывно манит грязный пол, во рту гуляет тошнота.
Очки дежурного врача, я под стеклом ещё живой,
сирень обломанной иглы, уводит время на покой.
Язык набухший греет рот, чужие пальцы и глаза,
халата белого бедро, кошмар навязчивого сна.
Воспоминания пусты, подушку плавит голова,
по вене ползают слоны, палаты белой тишина…

Из безразличия к происходящему меня вывела просьба одного паренька выколоть ему глаз…Обсуждение предложения затянулось на  день, парень не хотел служить и готов был пожертвовать глазом ради свободы. Включив рассудок пытаюсь его отговорить, в это время ещё один сосед по палате, вмешивается в разговор с предложением сломать ему руку… Долго не думаю предлагаю засунуть руку в тумбочку и сильно бью по дверке…Вроде не сломал, ещё одна попытка… Ещё…Парень в слезах уходит баюкая свою руку, слома нет, но синяки останутся, вместе с желанием служить дальше, а не отлынивать в госпитале. Итак выколоть глаз или, как то повредить его, что бы демобилизовали… Довод, что его пошлют в дизбат если догадаются о членовредительстве не работает. Парень только принял присягу и был избит и унижен старослужащими до того, что полез в петлю. Реально жалко пацана и выколоть глаз это не вариант, да я и не собирался. Единственное, чем мог помочь - советом. У дежурной сестры рядом с окном стоял огромный кактус, я и посоветовал проходя мимо, споткнутся и поздороваться с растением лицом. Медсестра будет свидетелем, что он это сделал не специально, ведь весь линолиум в коридоре рваный и спотыкаются все. Я даже оторвал оторвал иголку с кактуса и подарил ему. Иголка была большая и страшная, казалось, что она и до мозга достанет. И достала парень передумал травмироваться.

Можно быть грустным. Или злым. Или раздавленным. Или безумным. И каждый раз можно найти для себя оправдание. Но нельзя быть скучным. Потому что для тех, кто скучен, не существует никаких оправданий.
Вигго Мортенсен

Чего-чего, а скучно не было, наступили майские праздники и в окно всё чаще стало заглядывало солнце. Метели обидевшись ушли, оставив после себя ледяные сугробы, которые мы всей палатой усиленно долбили ломиком и лопатами. Трудотерапия нравилась чистым воздухом и лёгким морозцем. Была нарисована колода карт в которую мы резались не обращая внимание на празднично-пьяненький медперсонал госпиталя. Контроль за приёмом лекарств прекратился, поэтому я снова снабжал своими таблетками всех страждущих. Снова в голове появились поэтические нотки, но теперь когда ночью приходили стихи я просто громко просил пацанов включить свет в палате и писал стихи под восхищёнными взглядами ребят.

Начиная жизнь с чистого листа, сизым голубям, сыпал я, зерна,
Распахнув окно обнимал простор, в щебетании птиц слышал разговор. Начиная жизнь с чистого листа, в упряжь запрягал облаков стада,
Прогонял в поля с зеленой травой и поил цветы дождевой водой.
Начиная жизнь с чистого листа,  красоту земли целовал в уста,
К сердцу прижимал и другим дарил, шёпот ручейка, аромат рябин.
Начиная жизнь с чистого листа, языка-людей забывал слова,
Чистою росой наполнял стакан, а в ответ узнал - злой судьбы удар.
Начиная жизнь с чистого листа… Койка у окна-санитар-игла,
Белой простынёй в голове метель, душу на простор отпустил лететь...

Было даже жаль расставаться с ними, но за мной пришла машина из части…

По прибытию вызвали к замполиту. Речь его не была долгой и патриотичной…-Если ты сука не напишешь заявления об добровольном желании ехать в Чернобыль,  уйдёшь на дембель осенью. Я не знал ни про радиацию, не про погибших военнослужащих на разборе завалов, мне просто хотелось домой… Поэтому не написал. Выполнил за полтора месяца дембельский аккорд по ремонту бани…Ушёл последним 30 июня. Служба в два года, два месяца и два дня, закончилась..Но дурдом нет…

Нормальные люди делают вещи намного более безумные чем всё, что делают сумасшедшие. Разница в том, что сумасшедший делает своё дело бескорыстно, нормальный же — ради славы, потому что её можно обменять на наличные.
Станислав Лем

Сухой закон. Пришёл из армии, а по человечески и не отметить, в продаже только плодово-ягодное и то по талонам. В руки по две бутылки, но что бы их купить надо отстоять в очереди полдня, водка только у таксистов за 25 рублей или в ресторане, но явно не дешевле. Я и до армии не пил, но традиция есть традиция. Поэтому была раскупорена десятилитровая родительская бутыль с рябиновкой которая настаивалась два года. Друзья дембельнулись раньше и уже пообтесались на гражданке, пару человек даже успели женится и опять же из за водки. Пока я служил пришедший к власти Горбачёв который усиленно боролся с пьянством. Уничтожал виноградники, вводил талоны на спиртное и даже ввёл понятие комсомольские свадьбы. Где брачующиеся и гости отмечали свадьбу в кафе на сухую(часто бегая в туалет, где за унитазом стояла беленькая) Желающим жениться давали талоны на приобретение золотых колец и двух ящиков водки. Ребята договаривались со знакомыми девчонками, подавали заявление и через три недели получали вожделенные талончики. Золото перепродавалось дороже, а водка…Водка быстро заканчивалась, как и заключённый брак…Мне была обещана одна девчонка, которой было нужно золото, так что можно было подать заявление и проблема с алкоголем была бы решена. Но погулять не пришлось. Мать договорившись с какими то родственниками устроила меня на завод. Не выбирая специальность, ориентировался по зарплате…Череповецкий металлургический завод, 220 рублей в месяц и я уже в кислородно-конверторном цехе, где мне всучили ещё 300 рублей подъёмных с условием отработать три года на вредном производстве. Работа по 12 часов у печи, не предполагала алкоголь, а выходные  проходили на шабашках, с отбойным молотком в сушильных барабанах, отдалбливая шлам. Деньги были, а куда их потратить нет. Хотелось приодеться, но в магазинах ничего не было. Красиво одеться можно было только через фарцовщиков. Самому фарцевать не хотелось, хотя не большой опыт был.

Безумец — это прежде всего человек, которого не понимают.
Лев Николаевич Толстой

Опыт был. Ещё до армии, накопив стипендию в Лесо-механическом техникуме покупал нужные мне вещи у иностранцев. Попался на покупке кожаной куртки и благодаря этому был признан неблагонадёжным, о чём громко объявили в военкомате, где формировался список на отправку в Афганистан. И тут же отправили в Североморск в мормех, видимо там были нужны именно неблагонадёжные. Итак куча отгулов за шабашки и желание соответствовать денежным накоплениям. Настроение Питер.

До армии в Ленинград ездил часто, любил и люблю этот город. Его улицы, памятники и конечно людей. Ведь только в Питере любой бич, изъясняется лучше, чем все мои преподаватели. Созвонившись со своим армейским другом Димкой, я уже на следующий день был у него в Весёлом посёлке. Глубоко не углубляясь я попросил его пробежаться со мной по городу в поисках джинсов и кроссовок. С утра мы были на Галёрке. Позавтракав пончиками, прогулялись по Апраксину в поисках спекулянтов. Договорившись с одним из них о джинсовом костюме за 300рублей, мы следуя инструкциям зашли в нужную парадную и поднялись на второй этаж. Нас там ждали…Молодой пацан в чёрных трико с ещё неразорванными коленями захотел примерить кусок водосточной трубы к моей голове. Не получилось…Ещё двое запутались в Димке и распутались только на первом этаже, где их уже поджидал буйный сантехник. Ребята были умные и исчезли, до наших первых слов. Выйдя на улицу мы упрямо двинулись к Апраксинову двору в поисках проводника к счастью. Его мы не нашли, зато я купил себе кроссовки нужного мне 46 размера и как сказал Димка – Почти даром. Настроение немного улучшилось, выкинув свои всё-видавшие до армейские кеды быстро переобулся в обновку. С джинсами вышла другая канитель. Продавец показал порты явно не моего размера, сказал, что сейчас принесёт мой. Вернувшись минут через 15 с двумя вранглеровскими  пакетами запросил 250 рублей за штаны. -Максимум сотка – сказал я. Продавец развернул джинсы. - Смотри лэйбы, настоящие штаты, не фуфло. Но я не мост, что бы меня разводить… Торговаться он не хотел, поэтому разошлись как в море корабли. Димка по дороге рассказал, что всё время следил за руками продавца, как бы в другом пакете не лежала одна штанина от джинсов – Классический развод.

- Показывают целые, а всучивают только половину…

- Димка привет. Навстречу к нам улыбаясь шёл какой то рыжий волосатый парень.

- Привет Сань. Димка протянул ему руку. – Тебя когда из психушки выписали?

 – Да меня и не выписывали, в заборе дырки, вот гуляю. Саша оказался Димкин одноклассник, умудрился так закосить от армии, что попал в психушку. А там пообещав какой то девушке непременно жениться, видимо прижился и особо на волю не хотел. При больнице было общежитие медперсонала куда он нас и затащил. С его слов он помогал коменданту в хозчасти и у него всё в шоколаде. Насчёт шоколада не проверял, но насчёт джинсов он договорился с медсестрой всего за 70 рублей и та притащила джинсы почти-что моего размера прямо к столу, где мы отмечали встречу одноклассников спиртом с вареньем. Джинсы Ли Купер были чуть великоваты, но я не привередничал. Как выяснилось потом, у девушки был жених в Финляндии и она приторговывала вещами которые он привозил. Встречать утро в сумасшедшем доме не хотелось, но пришлось. Саша вырубился прямо за столом, а нас без него просто от туда не выпустили. Сидели и ждали 8 утра, когда придёт главврач. Для него пришлось сочинять историю, что мы по пьяни совсем потерялись и перелезли через забор, а обратно не смогли. А когда немного протрезвели обратились к охране с просьбой нас выпустить. Записав наши паспортные данные главврач, дал команду нас отпустить. Ехать в Весёлый не хотелось, позавтракав в пельменной решили посмотреть картины уличных художников. Впереди тормознул автобус, из него стали выходить иностранцы, один был одет в шикарную куртку Аляска, я показав на неё сказал Димке, что иметь такую куртку за счастье.

Димка, долго не думая лопоча что то на финском, прямо у автобуса стал договариваться с братом по разуму о её приобретении. Когда я померив куртку, отдал деньги, нас задержала милиция. 

Допрос был довольно жёстким с пониманием остаться в камере надолго. Допрашивали нас вместе. Я попытался донести до майора, свою провинциальную правду. О том, что я только отслужил в армии, что приличной одежды у меня нет, да и купить негде. Димка тоже попытался разрулить ситуацию, но ситуация не разруливалась. И тогда, чо бы закрыть тему я предложил сотруднику ОБП, настоящие японские часы Ориент, которые приобрёл ещё до армии рублей за 200 у какого то индуса и так и не поносив, ушёл в армию. Майор оценил часы, отдал документы и даже зимнюю куртку, на которой нас поймали. Вышли из отделения, настроение по гусарить пропало, менты ещё, как то умудрились подъесть деньги, на оставшиеся можно было только купить билет домой, что я и сделал. Прощай Питер, я ещё вернусь…

Люди недалёкие называют людей большого ума безумными.
Клод Адриан Гельвеций

Отгулы закончились и я опять вышел на работу. Не отработав и недели, меня снова забрали в армию. В военкомате решили, что из меня нужно срочно делать офицера запаса. И вот я уже еду к месту назначения в Бабаевские леса с другими партизанами. Партизанилось фигово, настроения не было, только, что снял кирзовые сапоги и вот снова месю грязь оттачивая шаг. В команде был самым молодым, все окруженцы были минимум на пять-десять лет старше. В выходные отпускали домой. Шёл ноябрь и было довольно холодно, зимние вещи остались дома, но ехать за ними не хотелось. Питер был ближе и я как есть в зимней шапке, солдатской шинели без погон и в кроссовках на галифе, гулял по городу, под удивлёнными взглядами прохожих и военного патруля. Патруль не разу не останавливал, мало ли придурков в городе, ещё на них время терять. Димка со слов отца уехал в Москву, а без Димки Питер был – Явно не то пальто…Телефоны друзей и знакомых я наизусть не помнил, записная книжка осталась дома. Заскочил на Галёрку поел любимых пончиков, покрутился у спекулянтов, купил за трёху пачку Кемела, закурил…И тут за спиной услышал – Кто понял жизнь, работу бросил… В двух шагах от меня стоял знакомый майор из ОБПа, а с его руки на меня важно поглядывал мой бывший Ориент. Злости на мента не было. Пообщавшись немного он пригласил меня попить настоящего кофе. Для меня в то время и индийская пыль была настоящей, поэтому я согласился. Прогулявшись до гостинцы Европейская, скинув шинельку в гардеробе, мы зашли в ресторан и заказали кофе с пирожными. По дороге я честно рассказал о своих злоключениях, включая и то, что при нашей с ним последней встречи в ментовке, меня ограбили его сотрудники. -Плюнь и забудь – сказал он. -Легко отделался.  -Лучше расскажи чё шинельку то напялил, в гопники подался? Ещё чашечка кофе и он уже знал всё включая то, что сегодня мне негде ночевать. Оставив меня за столиком он ушёл, а когда пришёл то подал мне ключ от номера на бельэтаже. -Ночуй здесь, в пребывание ещё входит шведский стол, так что голодать не придётся. Через день я снова был в части.

В нашем обществе те, кто лучше всех осведомлён о происходящем, меньше всех способны увидеть мир таким, каков он есть. В общем, чем больше понимания, тем сильнее иллюзии: чем умнее, тем безумнее.
Джордж Оруэлл,

За три месяца офицерских курсов, я ещё несколько раз ездил в Питер. Последней оказалась поездка в первых числах января. Питер вымер и вымерз, стояли морозы и на заснеженных улицах было очень мало людей. Мои друзья отмечали 1987год и я присоединился к ним. Менялись явки, квартиры, пароли…Посиделки затягивались на сутки. Листопад лиц, веер слов, городские сплетни от Бориски Невзорова,  полупьяные анекдоты  Мишки Науменко (Майклом он стал позже), помятый вид Гаркуши рассказывающего о съёмках в кино и конечно постоянные споры художников о заграничном искусстве. Я не знал и половины присутствующих, а они не знали меня. Что не мешало нам всем вместе весело отмечать праздники. Димка куда то пропал, затерявшись в предыдущей квартире. Я позвонил своей девушке, пригласить её на дачу в Комарово, куда все собирались. Её телефон молчал. Моя девушка… С ней мы познакомились случайно. Просто поздоровался, вырвав её из толпы весёлых подружек в предыдущую поездку. Она была очень  красивая и явно не совсем нормальная, что мне в ней и нравилось. - Своя – оценил Димка, когда я их познакомил. Когда я проводил её до квартиры, меня задержал за руку её отец – Подожди минутку попросил он. Небольшой допрос кто я и откуда не занял много времени. Он был явно рад, что я не местный. Затащив меня на кухню налил коньяка, попросил выслушать. С его  слов дочь была наркоманкой и хоть он её лечил, зависимость от наркотиков не прошла. Наркоманов я никогда не видел, а если и видел, то не знал, что они наркоманы. Мне стало жаль его и договорив бутылку, я обещал за ней приглядывать, на последок он сказал -Знаешь, женись на ней, в моем введенье все таксопарки города, на свадьбу подарю Волгу и квартиру. Меня ещё не покупали и поэтому я не продался…

Её телефон молчал и я позвонил Димке, он уже был дома. Сказав ему, что сейчас приеду на такси. Он попросил меня ещё не много погулять, но мне было плохо от алкоголя и я приехал. Открывал друг долго, зайдя в квартиру я увидел её, сидящей на кровати, в довольно помятом виде. Она, что то говорила и даже обвиняла меня… Димка молчал. Молчал и я, собирая свои вещи…

Мне теперь терять нечего, мне теперь на всё - по фигу,

закричала душа кречетом, уносилась душа по ветру.

Закружились слова веером, сердце струпьями, да по новому,

улетала душа кречетом, исклевали её вороны.

Белый гнев в глазах - слепну я, кровь в висках стучит - слезами,

а ещё вчера вечером, мне казалось - жить здорово...

Мне казалось - жить весело, шутки-шуточки, да по новому

и какие, я пел песенки...И хранил я, любовь - не золото.

Этой жизни знал ценности,  друга верного, да любви глаза,

а теперь от них мутная, на щеке моей ручеёк-слеза.

Мне теперь терять нечего, мне теперь на них по фигу,

небо обниму светлым кречетом, оставляя грязь чёрным воронам...

-Прощай друг… Прощай Питер и его обитатели.

Осколки памяти… Я всё таки укололся…