НАТАША И РОЖДЕНИЕ СЫНА. Гл. 13-я повести "ПЕРЕКРЁСТКИ"

Глава тринадцатая. НАТАША И РОЖДЕНИЕ СЫНА

Полковник Дончак, как и раньше, при Наташиной маме, сам заварил чай и разлил по стаканам с золотыми подстаканниками. Он снял, по приезду в своё поместье, военную форму и остался в одной белой рубашке с раскрытым воротом и в светло серых штанах из грубой овечьей шерсти. Они ему нравились. Полковнику исполнилось пятьдесят пять лет и после женитьбы он постройнел, даже как бы чуть подрос, хотя был довольно рослым, и стал выглядеть красивым и ещё молодым. Очень многие удивлялись такой метаморфозе! Мужчина – хоть куда! При Наташе он, не то что робел, но чувствовал себя немного неловко, учитывая разницу лет, и необычный способ сватовства. А здесь, в домашней обстановке, назвать его строгим и справедливым полковником нельзя было – ну никак!

Наташа одела для встречи со своим мужем лучшее платье, им же подаренное, колье с дорогими бриллиантами, посмотрела на себя в зеркало и тут же сняла колье, а за ним платье. Она осталась в простом ситце, хорошо подчёркивающем её фигуру, пока ещё не изменённую беременностью. «Так будет лучше и справедливей» – подумала она. И угадала. – Её мужу в домашних условиях импонировала простота в одежде. Он любил Льва Толстого, и придерживался его стиля.

Наташа сидела за столом, а Владимир Иванович взял стакан с блюдечком и пересел на диван. Стакан с чаем он поставил на журнальный столик, отодвинув кипу, в то время самых модных журналов – «Нива». Потом взял один из них и начал перелистывать, ничего, впрочем, в них не читая и не видя. Он волновался. И Наташа это заметила. Прошло уже три месяца с того момента, когда они приехали из Петербурга, и Наташа с мамой переселились в имение полковника Дончака.

А ведь и в самом Петербурге, где они повенчались и провели целую неделю, полковник был очень занят, и хоть и был со своей новой женой очень нежный и ласковый но ... определённое табу в его поступках присутствовало. Наташа терялась в догадках. За три месяца, после их переезда в его имение, как он выражался – «в свой собственный дом», он приехал первый раз, где его ждала юная жена. Сейчас затянулось неприятное и тревожное молчание. Его прервала Наташа.

– Владимир Иванович, муж мой, суженный мне Богом, ведь мы повенчаны … правильно ли я понимаю?

– Наташа, милая моя девочка, вы понимаете правильно, и я бесконечно благодарен вам, что вы так понимаете. И не только благодарен – я счастлив!

– Я так редко вижу вас. А ведь я люблю вас! Я не знаю как и откуда появилась такая любовь, но дорожу нею и хочу сохранить её на долгие годы. Я понимаю ваше смятение и допускаю, что в вашей душе происходит жестокая борьба за и против … ведь я ношу под своим сердцем не вашего ребёнка и до сих пор не избавилась от него. Но, дорогой мой муж, он именно под моим сердцем, поймите меня, я его могу вырвать только в том случае, если вместе с ним вырву и своё сердце. А ведь это на всю жизнь! – Нужна ли вам будет жена без сердца? – Нужна ли … такая жена … будет?

– Дорогая Наташа! О чём вы?! Перестаньте и думать об этом, тем более говорить! Это наш с вами ребёнок, так было уготовано судьбой! Вы родите для нас любимого мною сына и он будет носить фамилию – Дончак! Я очень надеюсь, что на эту тему между нами произошёл – первый и последний разговор! Так угодно Богу! – Иначе было бы по другому … И … ещё вот что … я не смею вас трогать и беспокоить пока вы не родите … такие наши семейные традиции. Подчинитесь им. Может эти традиции для вашего понятия дикие … но они семейные. А вы влились в нашу семью. После рождения сына, я буду называть вас на ты. –

Наташа была ему благодарна. Хоть она женщина и желала мужской ласки, но в данном случае и ... боялась её. Какой-то нежелательный, или непривычный жест мог погубить желания близости навсегда. Неожиданное предложение Наташу устроило.

В дверь постучали. Владимир Иванович никого не ждал, никого не приглашал и был очень удивлён и недоволен беспокойству. Не ожидая разрешения, дверь отворилась и в комнату зашла ещё не старая, но и не молодая женщина в бархатном плате цвета переспелой вишни, с огромным декольте. Но, тем не менее, открытую шею закрывали разные дорогие и дешёвые подвески всех цветов. На обеих руках кричали браслеты, а на пальцах обеих рук – на все лады, всевозможные перстни и кольца. Многие женщины во все времена старались таким образом вернуть утраченную красоту и молодость. Иногда им это удавалось, но не на продолжительное время.

Вошедшая была смотрительница внутренних помещений поместья – Аглая Петровна. Она зашла и застыла в покорной позе. Владимир Иванович посмотрел на неё строгим, немым, вопросительным взором. Она встрепенулась и начала говорить.

– Господин полковник! Владимир Иванович, я прошу прощения, что не проследила за вашей юной женой и она пришла на встречу с вами в обыкновенном ситце, и без украшений, как простолюдинка и дурнушка … Ваша бывшая жена со мной всегда советовалась … – О чём советовалась бывшая жена полковника, Аглая Петровна сказать не успела! Полковник очень тихо, но очень твёрдо процедил –

– А ну ка … пошла вон!

– Ой, батюшки! – прошипела Аглая Петровна, быстро выскочила за дверь, но тут же чуть приоткрыла её и через большую щель погрозила Наташе кулаком и яростно сверкнула глазами.

– Зачем вы так, Владимир Иванович? – Сказала Наташа, а сама подумала: «С этим осиным гнездом придётся разобраться по серьёзному».

– Пусть знает своё место … Советчики, кому я плачу деньги за советы, у меня другие. И вы, дорогая Наташа, ведите себя только как хозяйка этого дома. Я говорю это сейчас, я говорю один раз … но навеки вечные. Другого не будет. – Он поднялся, подал Наташе руку и попросил разрешения проводить её до её собственной спальни. Наташа кивком головы дала согласие. У дверей спальни он поцеловал пальчики её рук, пожелал спокойной ночи, и попросил, чтоб она дала согласие завтра в десять утра позавтракать вместе. – Ведь он уезжает на военные сборы. Наташа кивком головы опять дала согласие.

Владимир Иванович сообщил, что во время завтрака будет присутствовать Наташина мама, и ушёл.

Наташа немного постояла у двери своей спальни, стараясь уложить по нужным полочкам впечатления пережитого вечера и непростого разговора со своим мужем. Тем более она вспомнила ранний разговор и сообщения своей мамы, что Владимир Иванович обещал не быть Цербером возле спальни своей жены. Сейчас это Наташу возмутило! – «Неужели он думает, что его, уже любящая его жена, способная быть шлюхой?!» – «Нет, такому мнению нужно положить конец и она это сделает завтра за завтраком!». – Она рванула дверь, камнем бросилась в кровать и залилась слезами.

Когда Наташа зашла в столовую, там уже её ждали Владимир Иванович и мама. Стол был сервирован, а из фарфоровых супниц приятно пахло изысканной едой. Наташа одела своё лучшее декольтированное платье, шею прикрывало, тонкой работы золотое с брильянтами, ожерелье, на пальце обручальное кольцо. В одной руке Наташа держала икону с изображением распятого Иисуса Христа, в другой – небольшой деревянный, с позолотой, крест.

В таком виде её никто не ожидал и Владимира Ивановича как что-то подтолкнуло. Он неожиданно встал. Глаза Наташи горели огнём. Она подошла к нему, стала на одно колено и сказала.

– Дорогой муж мой, мне передала моя мама ваши слова, что не будете стоять Цербером у моей спальни. Поэтому я говорю вам – не нужен Цербер! Я глубоко верующая женщина, перед своей мамой и вами, в присутствии святой иконы и святого креста, клянусь вам, что вы мой любимый муж и будете единственным моим мужчиной и при вашей жизни, и в случае вашей смерти. Ещё раз клянусь! И третий раз клянусь!.. И целую икону и святой крест! Да будет так сейчас … и в течение моего века! –

Наташа встала с колен. Владимир Иванович был потрясён! Он без слов хотел сделать како-то жест, но Наташа ладонью этот жест отстранила и сказала –

– Я слишком взволнована, чтоб сейчас завтракать! Я не спала целую ночь … я буду ждать счастливых для нас с вами, муж мой, времён. – И она ушла.

Ольга и полковник стояли как мешком прибитые. Первым опомнился полковник, поблагодарил Ольгу за соучастие и добавил.

– Дорогая Ольга, я позавтракаю в казарме. Я сейчас тоже очень взволнован – повернулся и ушёл. Тем более он уже был при полном параде.

Ольга в нерешительности, как околдованная постояла за обеденным столом минут пятнадцать, встрепенулась и вышла, не завтракая, со столовой. К Наташе она не пошла. Она считала, что ей нужно побыть одной и может вволю поплакать от горя и от счастья.

В доме полковника шла полная пертурбация, и как не странно, под не предъявленные и не задуманные, но как бы – капризы новой жены. Полковник выписал из Италии, по русской традиции, архитектора, поселил его в отдельном флигеле и дал задание разработать проекты интерьеров женской половины в уже существующем доме, особенно обратить внимание на детские комнаты. Полковник имел тайное намерение – размножаться.

Архитектора привезли с помпой! Из ростовского железнодорожного вокзала он ехал на карете запряжёнными двумя парами лошадей, и, до самой усадьбы в Новочеркасске карету провожали два конных казака, с оголёнными палашами.

Глядя на такой, первоочередной и необычный ему приём, архитектор сразу же потребовал, чтоб на столе его стояло отборное, прославленное даже в Италии, донское вино и соответствующая закуска к нему. Это ему требуется, первым долгом для творческого вдохновения, потому что где вы видели, чтоб вдохновения приходило само собой?! – Без вина …

В услужения ему поставили, уже знакомую нам Аглаю Петровну. И она старалась как могла. Она чуть-чуть, на бытовом уровне знала итальянский, он – чуть-чуть русский – тоже, на бытовом уровне. Она заходила к нему во всём параде, одевая на себя всё что могла. А когда приносила поднос с обедом, то объясняла это тем, что не может допустить, чтоб какая-то неотёсанная казачка обслуживала такого знатного маэстро! Поэтому всё делает сама, чтобы всё – на высшем уровне!

Архитектора такое положение дел устраивало и он с удовольствием знакомился с роскошным букетом донских вин.

Тем более Аглая Петровна внушала архитектора, что она и есть связующее звено с заказчиком, и ему, архитектору, торопиться не следует, потому что адепта, для которого предназначались интерьеры скоро прогонят с треском, как шулера, играющего краплёной колодой! Её, эту выскочку, она, Аглая Петровна, раскусила с самого начала. И своё разоблачение она доведёт до конца! Потому, что стоять поперёк дороги Аглаи Петровны – она б никому не советовала!

Когда она такое внушала удивлённому архитектору, тот приходил в восторг! Первый раз в жизни он получил аванс за то, чтоб ничего не делать! – «Россия супер!» – говорил он сам себе …

Но через два месяца прибыл с военных манёвров Владимир Иванович. Он прихватил с собой переводчика с итальянского на русский. И велел архитектору показать эскизы, или хотя бы наброски, но с уже определённой концепцией будущих проектов. Архитектор моргал глазами, и совершенно не понимал, что от него требуют! – А требовали тех дел – для чего сюда позвали и заплатили неплохой аванс … Наконец, как-то ему втемяшили для чего он в России нужен!

– Матерь Божья! – Взмолился он и схватился за голову – я думал, что хоть немножко понимаю Россию! – А сейчас, находясь в России, я ещё дальше от её понимания! – Правду писал Тютчев: «Умом Россию не понять! ...» Мой непосредственный куратор, уважаемая Аглая Петровна, твердит мне, что ничего делать не нужно, потому что тот для кого делаются проекты будет вышвырнут вместе с проектами, а вы с меня требуете проекты!!! – Парадокс! – Тютчевский, или российский парадокс! Я так понял, господин полковник, что вы как-то зависимы от предполагаемого и непосредственного взыскателя … и нужно было делать только вид проектирования … всего-то навсего! –

Владимир Иванович пока слушал молча. Только краснел и белел. Только желваки играли на его скулах. Так и казалось, что сейчас его состояние как состояние сжатой тысячекратной пружины! –И не дай Бог нажать на спусковой курок – она разнесёт всё! – Спусковым крючком в данном случае была воля полковника. Он всеми силами сдерживал её и очень тихо, но очень твёрдо, чеканя каждое слово сказал –

– Ты, сукин сын, должен делать проекты для моей жены! Для любимой жены!

– О, Матерь Божья! – Аглая Петровна сообщила, что именно она ваша невеста, а какая-то самозванка, от которой зависит ваша карьера возымела намерения … – Но ... он недосказал … Полковник вскочил, двумя кулаками стукнул об стол и … буря! ... Вот грянет буря!.. Но ... он как изваяние застыл, постоял секунд тридцать, обратно сел и залился каким-то неудержимым хохотом! – Во всех что-то неладное отлегло от сердца …

– Так, господин архитектор! Ты здесь пьянствовал два месяца! Вот тебе пять дней и чтоб проекты были в лучшем виде! Не доводи меня до истерики! – И присутствующему здесь управляющему делами сказал – тебе Гриша, я ставлю на вид, что не увидел под носом такое безобразие! Часть своих дел, не отходя от них, передашь Ольге, а Аглае Петровне скажи, что я велел высечь её при всём дворе, но условно, в присутствие двора, и пусть идёт на конюшню в распоряжение старшего конюха! – И это – учитывая её старые заслуги! – А то я бы поступил по другому! Все свободны! – Но взмолился архитектор –

– Матерь Божья! – За пять дней невозможно сделать такой проект!

– У тебя было два месяца, плюс я даю тебе ещё пять дней, пока я буду в поместье. А нет – так убегай из России, но так, чтоб мои казаки тебя не догнали! На этом всё! –

Архитектор взялся за голову, как-то сник, сделался очень маленьким, и … где стоял, там и свалился в кресло. – Тут же уснул. Слова Владимира Ивановича были для него как гром с ясного неба. Они прибили его!.. Но, они и вселили в него скрытую в человеке неестественную силу. Проснулся он утром в том же кресле, что и уснул, быстро перебрался в данный ему флигель, как в истерике взялся за циркуль и карандаш и начал спасать своё положение. И спас! – Уже через пять дней, на шестой он развернул отмытые акварелью прекрасные эскизы интерьеров женской половины. Там были гостиная, приёмная, спальня, столовая, три детских комнаты – (Так заказал Владимир Иванович, видимо рассчитывая на свои силы), комната для няни, и три подсобные комнаты общего назначения, на всякий случай. Владимир Иванович смотрел, радовался и удивлялся, откуда у такого щупленького человека появились такие титанические силы. Когда проекты были одобрены, архитектор улыбнулся, рухнул в знакомое нам кресло и тут-же захрапел. Оказывается последние трое суток он не спал! Владимир Иванович попросил его не трогать. – Пусть выспится. – Тут же вспомнил рассказы про другого итальянца – Микель Анжело. – Тому тоже приходилось сутками не спать, работая над своими фресками … А какие фрески!!! – Владимир Иванович видел их в Ватикане …

И работа началась! Владимир Иванович пригласил из Италии живописца, столяра и мебельщика, и соединил их с доморащенными специалистами, чтоб набирались опыта. К рождению сына всё должно быть готово!

Наташа перешла в спальню своей мамы и была всецело под её патронажем. Вот-вот наступит осень! И пока были хорошие погодные деньки, они вместе гуляли по утрам и по поздним вечерам, когда ещё не было, или уже не было встречных соглядатаев и интересантов. Наташа обрюхатилась и носила очень широкие платья, не так выдающие её беременность. Ольга была суеверная и оберегала в эти критические дни свою дочь от сглаза.

Иногда вечерами к ним прибегала родная волчица и Наташа гладила её по жёсткой шерстке и что-то своё нашёптывала ей на ухо. Волчица закрывала глаза, и, наверное, тоже что-то своё, родное волчице, проносилось приятными волнами в её волчьей голове.

Владимир Иванович приезжал несколько раз, но с Наташей не встречался. Он говорил Ольге, что не хочет до рождения ребёнка волновать его маму. Ольга верила.

За пять дней до Нового Года Наташа перешла в свою роскошную половину. Приятному удивлению у неё не было конца! Особенно её взволновали три детских комнаты. Ведь это был удивительный намёк на прочную перспективу!

В ночь, в первые часы нового 1913 года Наташа родила мальчика!

Первого Января 1913 года, в десять часов утра, Владимир Иванович пришел на женскую половину, поздравил Наташу с рождением их сына, с Новым Годом, и уже оттуда не вышел. Пришла Ольга, Наташина мама, и они, теперь в четырёх, тихо праздновали появления на свет Божий, Нового, Родного им Человека …