Иуда

            Учитель сделал едва заметное движение и Иуда Искариот, и так, сидевший ближе всех к Учителю подвинулся к нему вплотную, готовый ловить каждое слово Иисуса. Для остальных апостолов все это осталось незамеченным: шла вечеря все были увлечены разговорами друг с другом.

            — Слушаю тебя, Учитель, — шепотом сказал Иуда.

            Наклонившись к самому уху Иуды, Иисус так же тихо прошептал:

            — Нам надо серьезно поговорить с глазу на глаз.

            Как бы никому конкретно, но громко Иуда сказал:

            — Пойдем, Учитель, нам надо посоветоваться насчет общинной казны: мне кажется, что завтра мы не сможем накормить всех апостолов, в нашей общинной казне мало денег.

            Они вдвоем вышли из-за стола, отошли в сторону.

            — Слушаю тебя, Учитель, — сказал Иуда, вопросительно посмотрел на Иисуса и склонил колена.

            — Встань сегодня, мы будем говорить как те, которым суждено вскоре умереть, приняв страшные муки: одному — на кресте, другому — в ужасных сомнениях. У обоих из нас есть только этот путь, другого пути не дано, — сказал Христос тихим, но уверенным голосом.

            — Но почему, Учитель, почему? Ты еще многому должен научитесь нас, мы еще слабы, ты должен дать нам силу духа и знаний, чтобы повести за собой иудеев и иноверцев, — вскрикнул Иуда. — А у нас даже так мало денег, что мы не сможем накормить всех, кто завтра придет на твою проповедь, если ты не преломишь хлебы, как в прошлый раз.

            — Слушай меня, сын мой возлюбленный: проповедей больше не будет, первосвященники только и ждут, чтобы застать меня в пустынном месте без тысяч учеников, чтобы без лишней, да, повторяю, без лишней резни и раздора между иудейским народом и римлянами схватить меня, судить и казнить, — сказал Иисус.

            — Но зачем, зачем, им это надо? Ты же учишь жить по заповедям Моисея и не бунтовать против Кесаря, — удивленно спросил Иуда.

            — Даже ты, Иуда, мой лучший ученик, так и не понял, что Мессия должен принести народу новую веру, которая проповедует те же заповеди Библии, но несет старой вере разрушение и потерю власти первосвященников над иудейским народом. Первосвященники сразу поняли это, поскольку новая вера должна объединить все народы, а не только иудеев. Но объединить народы можно, лишь сняв со всех проклятие Божие за совершенный в начале времен первородный грех Адама и Евы. Я воскресну, и произойти это должно через три дня, чтобы, воскреснув в воскресенье, иудейский мир радовался не только чудесному избавлению от рабства египетского, но и со всеми народами получил благодать освобождения от первородного греха и прощение человека Богом, — сказал Спаситель.

            — Но почему именно я? — воскликнул Иуда.

            — Иуда! Возлюбленный ученик мой, даже ты, несмотря на все мои проповеди, не понял цель прихода Мессии и считал меня тем, кто объединит иудеев и возглавит их в борьбе против римского рабства, что же рассуждать об остальных апостолах. Они поймут мое предназначение, но только после мученической моей смерти на кресте — человеческой смерти и воскрешения, ибо Бога нельзя убить, он вечен, — произнес Иисус и добавил:

            — Я даже знаю, что сегодня ты собирался выдать первосвященникам это тайное место, где мы проводим вечерю и именно для того, чтобы меня схватили. Иудейский народ по твоему убеждению, восстал бы, и я возглавил бы это восстание: так ты понимал мою миссию. Я не укоряю тебя в твоих мыслях, ибо мысль, которая идет от чистой души, сама чиста и невинна.

            Иуда некоторое время смотрел Учителю прямо в глаза и затем безнадежно потупил взгляд.

            — Но я же буду проклят в веках! — еле сдерживая вопль, выдавил из себя Иуда.

            — Да, Иуда, да! Твое бессмертие станет бессмертием проклятия, имя твое станет в веках нарицательным. Но большего счастья, чем содействовать выполнению своей миссии Мессией и выполнить личную просьбу Бога, нет. И не забывай: душа твоя останется бессмертной и бытие души бесконечно во времени; может и откроется когда-нибудь правда. Это все, чем могу тебя поддержать и утешить.

            — А если я все же откажусь? — с надеждой спросил Иуда.

            — И у Петра, и у Варфоломея, и у других апостолов своя миссия в этом мире — больше просить мне некого, думай, но не забывай, что уже пятница, — ответил Иисус.

            Голова Иуды раскалывалась от боли, мысли смешались. Иуда постоянно повторял:

            — В мгновение превратиться из лучшего и любимого ученика в предателя для всех и на века? Не в бреду ли услышал я эти слова, может сам Диавол нашептал мне их?.. Нет! Это сказал Учитель!.. Или? — проносились мысли в голове Иуды.

            Иуда любил Иисуса и готов был, не задумываясь отдать свою жизнь за него.

            «Но отдать свое я?..» — так он понимал свою душу.

            В тоже время всю жизнь бродить по разным странам, неся его веру — это было не для него.

            «В душе я воин-бунтарь и оружие в своих руках понимаю лучше всяких слов», — споря сам с собой и убеждая самого себя, думал Иуда. — И все-таки после ареста Христа, скорее всего, начнется бунт. Вот тогда и посмотрим, кто был прав, тем более, как выяснилось, Иисус знал о решении апостола Иуды выдать его первосвященникам», — вскинув свою голову с кучерявыми неуправляемыми волосами, решил он.

            — Я согласен, Иисус, — сказал Иуда.

            Они с Иисусом снова сели за стол; Иисус сказал апостолам о предателе, который сегодня предаст его; сказал и что это тот, кому он даст кусок хлеба, обмакнув кусок в чашу. И передал хлеб Иуде, одновременно сказал Иуде — сказал громко, чтобы все апостолы слышали:

            — Что делаешь, делай скорее, — произнес Иисус и отвернулся в сторону.

            Слабый ветер покачивал дерево, на котором висел обклеванный и никем не узнаваемый человек. Место было пустынное и унылое. Немного вдалеке стояла женщина в черном плаще с капюшоном. Ветер обнял плащом ее скорбную фигуру. Капюшон полностью закрывал ее лицо, и по вздрагивающим плечам можно было понять, что она рыдала.

            Была ли она любовью человека, некогда обнимавшего ее и целовавшего, радостно смеясь, или родственницей, или случайной паломницей, проходившей мимо? Прислушавшись, с трудом можно было разобрать слова:

            — Короток век человека и не прощает ошибок. Да храни Господь вечно твою душу.