И невозможное возможно

     Строки Александра Блока о возможности невозможного воспринимаются нами как явное преувеличение. Мы даже многое возможное считаем невозможным. Происходит это и по слабости характера, и по отсутствию должной наблюдательности, а также, думаю, потому, что наша жизнь ограничена временем и набором обстоятельств. Иными словами, не хватает житейского опыта, чтобы нечто этакое разглядеть.

     В романе Ганса Фаллады «Каждый умирает в одиночку» описана атмосфера нацистской Германии, где никому невозможно спрятаться от беспощадного режима. Но есть один герой по профессии адвокат, который будто бы живет в параллельном мире. Он делает свое дело, не подличает и совершенно неуязвим для неумолимой репрессивной машины.

     При советской власти рядом с институтом, который возглавлял Иван Петрович Павлов, стояла церковь. Ее несколько раз закрывали, но академик приходил регулярно в храм помолиться и службы будто сами собой возобновлялись. Решили убрать колокольный звон, чтобы вражеская пропаганда не разлеталась по округе. Павлов написал в  Ленинградский облисполком о том, что колебания атмосферы, вызываемые ударами по колоколу, возбуждают творческую активность мозга. В исполкоме подумали, что  сумасшедший старик нажалуется в Москву и отменили запрет.

     В моем детстве существовал крохотный уголок Москвы, куда я не любил и боялся заглядывать. Там двадцатипятилетний урод подчинил себе всю малышню. Этому дебилу, который отсидел, не знаю за что, года три в тюрьме, доставляло удовольствие господствовать над  дворовыми ребятишками. Никакой фронды он не терпел. Однако парнишка по прозвищу Шмыг не подчинился узурпаторству, трижды был в кровь избит, но отстоял свою независимость. Ребята его тайно уважали, но кишка была тонка самим попробовать высвободиться.

     Во время моего учительства в спецшколе рядом с метро "Парк культуры" ко мне на классный час пришла застенчивая старушка. Оказалось, что она мама одной семиклассницы.  Я сказал, что у ее дочери нет проблем, абсолютно не о чем беспокоится и незачем было приходить. Да, конечно, смутилась она, но, понимаете, мы так поздно завели ребенка… обстоятельства были тяжелые. Какие? Зачем-то бестактно поинтересовался я. Мы с мужем познакомились в концлагере. В Караганде? Вспомнил я Галича. В Освенциме, прозвучал ответ.