Слепил бы я снежную бабу

3птих

с морковкой и мятым ведром.
И чтоб эти штуки, как бомбы,
и красные щёки, как ром,
горели, и крупные формы
внушали бы негу и стать.
Молочные снежные фермы
пусты и придётся листать
без снега вчерашние книжки,
газеты Очаковских дней.
Хреново без бабы парнишке,
без сНежной. И думы о ней
полночные или дневные,
и мысли, как мюсли хрупки.
И будни, и все выходные
не лепятся бабы с руки.

Старый год уходит, как тать в ночи,
новый пробирается через пургу.
Что ж ты сердце гордое так стучишь,
я уже терпеть тебя не могу.
За окном работает пулемёт,
пули-дуры падают вдалеке.
Кто поймает сердцем – и не поймёт,
где сейчас окажется, перед кем.
Новый год старается не для всех,
старый добавляет могил, морщин.
Пулемётчик бесится, точно псих.
Пробивая мякоть живых мужчин,
пули ставят точки в телах, в судьбе,
отправляя молодость на покой.
Я лежу, не думая о себе,
прикрывая сердце худой рукой.

Снег ложится, как новобрачный,
в ожидании сладких нег.
В день зачатый и не растраченный
снег нахлынул, как печенег.
Ворожит, опускаясь долу,
засевая простор полей,
забивая охоту дулу
убивать. От него теплей
зимовать на морозе нивам,
грядкам, травам, возне мышей.
Всё блаженно в пространстве новом,
как улыбка у малышей.